– Трудный денек? – сочувственно спросил отец Тим, простившись с полицейским.

– Удачный денек, – улыбнулась Грейс.

Большую часть времени она провела с детьми, а последние несколько часов – в женской палате, разговаривая с пациентками, терпеливо выслушивая их страшные повествования, пытаясь помочь им найти в себе мужество, чтобы совершить то единственное, что могло стать их спасением. Никто не смог бы сделать это за них. Полиция могла помочь. Но спасаться они должны были только сами. Возможно, говорила себе Грейс, если она сумеет докричаться до них, то им не придется пройти тот страшный путь, что выпал ей самой. Им не придется пройти через застенки, чтобы стать свободными. Только так могла она платить свои неоплатные долги, только так искупить хотя бы отчасти тот грех, которого никогда бы не простила ей покойная мать. Но тогда у нее не было выбора, и она не жалела ни о чем. Она просто не хотела, чтобы кто-нибудь еще заплатил такую страшную цену за свою свободу.

– У вас здесь просто прекрасно все устроено, – сделала она комплимент отцу Тиму. Ей нравилось здесь, пожалуй, даже больше, чем в госпитале Святой Марии. Здесь было душевнее и теплее.

– Мы всем обязаны людям, работающим здесь. Ну как, нам удалось тебя заинтересовать? Ты придешь снова? Сестра Евгения говорит, что ты просто великолепна.

– Ничуть не лучше ее самой. – Монахиня трудилась целый день не покладая рук, как, впрочем, и все остальные. Ей тут нравилось все. – Теперь меня ничто не удержит. – Еще бы, ведь она уже пообещала прийти дважды на неделе, а еще в воскресенье. – В День благодарения я тоже могу работать.

– Так ты не едешь домой? – Он изумился. Девушка все-таки чересчур молода, чтобы быть совершенно самостоятельной.

– У меня нет дома, куда я могла бы поехать, – без колебаний отвечала Грейс. – Но это не так уж печально. Я привыкла.

Отец Тим кивнул, пристально глядя ей в глаза. В них он прочел многое, о чем она не рассказала.

– Мы все будем тебе очень рады. – На праздники в неблагополучных семьях всегда случались катаклизмы, и количество поступающих в приют обычно удваивалось. В квартале будет сущий зоопарк.

– Я приду. Увидимся на следующей неделе, святой отец. – Она уже договорилась с сестрой Евгенией, что они будут работать в паре, и Грейс очень радовалась, что попала сюда. Это было именно то, чего ей хотелось.

– Господь да благословит тебя, Грейс, – сказал на прощание отец Тим.

– И вас, святой отец, – отозвалась девушка.

Обратная дорога была долгой и опасной – Грейс лавировала между пьяными бездельниками и шлюхами, ищущими клиентов. Но никто не пристал к ней, и уже через полчаса она шла по Первой авеню, направляясь домой. Она была утомлена, но чувствовала себя словно возрожденной – ее согревала мысль, что ее страшный опыт может быть хотя бы кому-то полезен. Для Грейс это означало, что ее страдания не были напрасны.

Глава 10

Грейс провела День благодарения в приюте Святого Эндрю, как и обещала. Она даже помогала готовить праздничную индейку. Ну а после праздников она стала ходить в приют по вторникам и пятницам, а также проводить там все воскресенья. Самым трудным днем была пятница – это было начало уик-энда, к тому же в этот день мужья приносили домой зарплату. Ну а те из них, кто был склонен к насилию, надирались в стельку, а приползая домой, колотили жен. Грейс редко уходила из приюта раньше двух ночи в такие дни. А в воскресенье нужно было заниматься всеми прибывшими – и женщинами, и их многочисленным потомством. Лишь вечерами по вторникам они могли немного поболтать с сестрой Евгенией. К Рождеству они очень сдружились – сестра Евгения даже спросила Грейс, не чувствует ли она в себе «призвания», то есть не желает ли принять обет.

– О Господи, да нет же! Я даже вообразить себе этого не могу… – Грейс была просто ошарашена.

– Знаешь, твоя жизнь почти не отличалась бы от теперешней. – Сестра Евгения ласково улыбнулась. – Ты щедро отдаешь силы своей души нуждающимся… и Богу… и не важно, как ты это называешь.

Не думаю, что я такая уж праведница, – смущенно улыбнулась Грейс. – Я просто плачу старые долги. Когда-то люди были очень добры ко мне – настолько, насколько я позволяла. И мне приятно сознавать, что теперь я могу передать часть тепла, истраченного на меня в свое время.

…Не многие были к ней добры. Но такие люди все же были. И Грейс хотелось тоже оставить след в душах этих несчастных, что ей удавалось. Но этого было недостаточно, чтобы сознательно посвятить себя Господу, – ей довольно было пока искалеченных женщин и напуганных ребятишек.

– А у тебя есть мальчик? – однажды спросила ее сестра Евгения.

Но Грейс лишь рассмеялась в ответ. Сестра Евгения частенько любопытствовала, пытаясь разузнать побольше о жизни девушки, но Грейс не спешила раскрываться. Она предпочитала хранить тайны при себе – так она чувствовала себя куда увереннее.

– Я не любительница мужчин, – честно говорила Грейс. – Они не мой конек. Мне куда приятнее приходить сюда и делать что-то полезное.

Именно так она и поступала. Она провела в приюте и Рождество, и Новый год, а утром на работе лицо у нее было какое-то просветленное. Винни это замечала и решила, что в жизни девушки появился мужчина. Грейс казалась такой счастливой, такой умиротворенной. И никто не знал, что счастливой она становилась, лишь отдавая тепло души, просиживая ночь напролет с избитым ребенком на руках, напевая ему колыбельную – ведь ни одна душа не была так добра с ней самой. Больше всего на свете Грейс хотела стать лучом света в жизни этих малюток, и ей это с блеском удавалось.

Однажды в воскресенье Винни пригласила Грейс на ленч – к тому времени они уже проработали бок о бок около пяти месяцев. Грейс была искренне тронута, но отказалась, объяснив, что по воскресеньям у нее есть неотложные дела Она никогда не пропустила бы визита в приют. И встреча была перенесена на субботу. Они повстречались у Шраффта на Мэдисон-авеню, а потом пошли поглазеть, как катаются на коньках в Рокфеллер-центре.

– А что ты делаешь по воскресеньям? – с любопытством спросила Винни, все еще уверенная в том, что у Грейс есть кавалер. Ведь она так молода и так мила. Должен же кто-нибудь у нее быть!

– Я работаю в Деланси, в приюте для женщин и детей, – объяснила Грейс.

Они любовались на изящных женщин в коротеньких юбочках, скользящих по льду катка, на визжащих от восторга ребятишек, гоняющихся за родителями и приятелями. Все тут, независимо от возраста, выглядели счастливыми детьми.

– Нет, правда? – Винни была ошарашена. – А почему? – Она не могла представить себе, что заставляет столь юную и красивую женщину выполнять такую тяжелую работу – и такую печальную.

– Я делаю это потому, что считаю эту работу очень важной. Я бываю там трижды в неделю. Это прекрасное место. Я его обожаю, – ответила Грейс с улыбкой.

– И ты всегда этим занималась? – спросила пораженная Винни.

Грейс кивнула, не переставая радостно улыбаться,

– Уже очень давно… Я занималась этим еще в Чикаго, но здесь мне нравится, пожалуй, даже больше. Знаете, как называется клиника? Приют Святого Эндрю. – А потом, расхохотавшись, поведала Винни о том, как сестра Евгения предложила ей стать монахиней.

– О Боже праведный! – в ужасе воскликнула Винни. – Но ты же не собираешься, в самом деле…

– Нет. Впрочем, монахини кажутся довольными жизнью. Но все же это не для меня. Я вполне счастлива, делая ?го, что делаю…

– Но три дня в неделю – это же слишком много! У тебя совершенно не остается времени для себя!

– Да мне оно и не нужно. Я люблю свою работу. Люблю приют Святого Эндрю. И потом у меня ведь остаются субботние дни и еще несколько вечеров на неделе. А большего мне и не надо.

Но ведь это ненормально! – вспылила Винни. – Девушка твоего возраста должна развлекаться! Ну ты понимаешь, о чем я – с ребятами, ну и… – Винни говорила материнским тоном, что крайне развеселило Грейс. От Винни она была просто в восторге. С ней здорово было работать. Она прекрасно справлялась со своими обязанностями, трогательно пеклась о своих «мальчиках» – так она называла порой двух боссов – и о Грейс. О девушке она и вправду заботилась, точно мать.