– Мы вот-вот собираемся ехать – отправляемся в Коннектикут. Нас уже почти что нет здесь. Жена и дети в машине…

– Не заедете ли по пути на пару минут? Уверен, мы на месте придумаем, чем их занять. У президента есть свободных четверть часа: с десяти сорока пяти до одиннадцати. Это вас устроит?

Чарльз чуть было не ляпнул: «А зачем?», но вовремя прикусил язык. Это было бы недальновидно, в его планы вовсе не входило с треском хлопать дверьми, а уж в особенности дверьми Белого дома…

– Думаю, это вполне реально, если, конечно, вы сможете пережить нашествие трех безобразников и собаки.

– У меня пятеро… – засмеялся собеседник. – А еще поросенок, которого жена преподнесла мне на Рождество.

– Тогда в назначенное время мы будем.

Дети пришли в восторг. Еще бы, вот так запросто заехать в Белый дом!

– Бьюсь об заклад, президент не с каждым прощается за ручку, – гордо сказал Мэтт, втайне мечтая прихвастнуть при случае перед приятелями.

– Что бы все это значило? – спросила Грейс, когда они переезжали Пенсильвания-авеню.

Чарльз усмехался, понимая, что не часто к Белому дому подъезжает грузовой фургон с мебелью, и начистоту сказал Грейс, что совершенно не понимает, чего от него хотят и зачем все это.

– Тебе хотят предложить баллотироваться на пост президента через четыре года, – хихикнула Грейс. – Но уж будь добр, скажи, что тебе недосуг.

Ага… Непременно. – Он смеялся, даже когда важный правительственный чиновник вышел им навстречу. Решено было, что дети осмотрят Белый дом, а молодой офицер вызвался прогулять Шоколадку. Тут царила теплая, дружественная и непринужденная атмосфера. Видно было, что здесь благосклонны и к детям, и к собакам, и к взрослым тоже… И персонально к Чарльзу Маккензи.

Президент откровенно сказал Чарльзу, что сожалеет о его отставке, но все прекрасно понимает. Бывают в жизни времена, когда следует думать прежде всего о семье, а уж потом о благе государства. Чарльз же ответил, что весьма польщен и благодарен, и добавил, что будет скучать по Вашингтону. Потом выразил надежду, что они еще встретятся.

– Я тоже на это рассчитываю, – улыбнулся президент, а потом спросил о планах Чарльза.

Тот откровенно ответил, что сейчас они едут на пару недель в Швейцарию, чтобы всласть покататься на лыжах.

– А во Францию, случаем, не собираетесь? – как бы между прочим поинтересовался президент.

Чарльз сказал, что они намереваются посетить Нормандию и Бретань и даже знают, в какой из парижских школ будут учиться их дети.

– А когда вы туда прибудете? – Президент что-то сосредоточенно обдумывал.

– В феврале… или в начале марта. Мы останемся там до самых летних каникул, а в июне поедем на месяц в Англию. Ну а потом домой. Думаю, к тому времени мы оправимся окончательно, и я смогу с новыми силами приступить к работе.

– А как насчет апреля, к примеру?

– Простите, сэр? – Чарльз растерялся, а президент лишь довольно улыбался.

– Я хотел спросить, не соберетесь ли вы с силами к апрелю?

– Но я буду в это время еще в Париже… – потерянно пробормотал Чарльз. Он вовсе не намеревался возвращаться в Вашингтон раньше чем через год или даже через два, а в Штаты собирался вернуться не раньше следующего лета.

– Это не проблема, – заключил президент. – Нынешний посол Соединенных Штатов во Франции собирается в апреле в отставку. Последнее время он неважно себя чувствует. Как насчет того, чтобы занять эту должность? Года на два, на три, не больше. А там и следующие выборы на носу. Нам позарез нужны стоящие люди, Чарльз. И я рад буду видеть вас среди них.

– Стать послом во Франции? – Чарльз был ошеломлен. К этому он не был готов, да что там, такого он даже вообразить себе не мог! Но это было сущим чудом… – Могу я обсудить этот вопрос с супругой?

– Разумеется.

– Я позвоню вам, сэр.

– Хорошенько подумайте. Это великолепная возможность, Чарльз. Думаю, вам понравится.

– Думаю, нам всем это понравится… – Чарльза переполнял восторг. Что бы ни случилось, двери Белого дома будут всегда открыты для него, когда бы он ни захотел…

Он пообещал дать президенту знать о своем окончательном решении в течение нескольких дней. Они обменялись рукопожатием, и Чарльз стал спускаться по ступенькам, все еще несколько ошалевший. Грейс, увидев мужа, сразу же поняла, что наверху случилось нечто из ряда вон выходящее, и сгорала от желания узнать, что именно. Казалось, прошла целая вечность, пока удалось собрать детей и вместе с собакой затолкать их в машину, а когда это наконец удалось, то все в один голос стали спрашивать, о чем папа говорил с президентом.

– О погоде… – отшутился Чарльз. – Ну, все такое, до свидания, мол, приятного путешествия, не забывайте писать…

– Па-а-па! – взвыла Эбби, а Грейс толкнула мужа локтем в бок.

– Так ты скажешь наконец?

– Может быть. А что мне за то перепадет?

– Лучше спроси, что будет, если ты не скажешь! Я выброшу тебя из машины на полном ходу! – серьезно пообещала Грейс.

– Поверь, папа, так она и сделает, – заверил отца Мэтт, а собака оглушительно залаяла, словно тоже хотела знать, в чем дело.

– Хорошо, хорошо! Президент сказал, что мы самые гадкие люди, каких он когда-либо видел, и попросил нас убраться из страны навсегда. – Он хихикнул, а семейство дружно набросилось на него, повторяя, что это уже не смешно. – Дела так плохи, мои милые, что он советует нам осесть в Европе…

На самом деле прощание с друзьями, которых за эти шесть лет у семьи появилось немало, было грустным, но семейство уже вовсю предвкушало свой европейский вояж, а Эндрю дождаться не мог того дня, когда снова увидится со своей парижской подружкой…

Чарльз посмотрел на Грейс – теперь уже серьезно.

– Он предложил мне должность полномочного посла Соединенных Штатов во Франции, – тихо сказал он жене. Дети в это время бесились на заднем сиденье.

– Что? – Грейс оторопела. – Прямо сейчас?

– В апреле.

– А что ты ответил?

– Сказал, что должен посоветоваться с тобой… со всеми вами, и он попросил дать ему знать, как только мы что-то решим. Какого ты мнения?

– Я считаю, что мы самые счастливые из смертных! Мы везунчики! – отвечала Грейс.

…Да, им повезло: они вышли невредимыми из огня, они вместе, они счастливы. Но она думала и еще кое о чем.

– А хочешь знать, в чем еще нам с тобой повезло? – Грейс склонилась к уху Чарльза и перешла на шепот.

– В чем же?

– Кажется, я снова стану мамой… – шепнула Грейс так, чтобы не слышали дети.

Чарльз громко зашептал в ответ, мало заботясь о том, услышат ли его на заднем сиденье или нет:

– Когда этот… или эта закончит колледж, мне будет уже восемьдесят два года! Но может, хватит подсчетов? Как будет, так и будет… Думаю, этого надо назвать Франсуа.

– Франсуаза… – поправила мужа Грейс, и он расхохотался.

– Согласен на близняшек. Но мы ведь все равно едем, не так ли?

– Как видишь. А что, не похоже?

Дети на заднем сиденье во весь голос распевали французские песенки, а Эндрю весь сиял.

– А это ничего, что малыш родится там? – вполголоса спросил Чарльз. Все же это его немного беспокоило.

– Не-а… – беспечно отвечала Грейс. – Родить в Париже – что может быть лучше?

– Так это означает «да»? Грейс кивнула:

– Похоже на то.

– Президент сказал еще, что ждет меня назад через два-три года и что тогда мы всерьез поговорим о следующих выборах. Впрочем, не знаю. Я вовсе не уверен, что следует снова ввязываться во все это…

– Но может быть, на сей раз нас оставят в покое? Знаешь, я думаю, мы им уже изрядно надоели.

– Ну, после этой бодяги с фотографиями «Клубничке» придется туговато… – грустно улыбнулся Чарльз. – У Голдсмита будет полно работы.

– Мы можем уничтожить их всех. И знаешь, эта идея мне по душе. – В глазах Грейс мелькнул злобный огонек.

– Мне тоже, – Чарльз поцеловал жену. Сейчас, когда он слышал развеселое детское пение на заднем сиденье и видел Грейс рядом, спокойную и умиротворенную, ему казалось, что все происшедшее просто страшный сон…